Жюль Лермина - Сто тысяч франков в награду
Однажды, в один из таких дней, Давид увидел между ветвями деревьев молоденькую девушку. Она слушала его музыку. Давид прекратил играть, но тогда девушка обратилась к нему с просьбой: «Сыграй еще…» Между двумя существами завязалась дружба — отеческая, покровительственная со стороны Давида и наивная, подобострастная со стороны Аврилетты.
Давид часто приходил в лес. Музыканту казалось, что он обрел друга, которому можно излить страдания через мелодию скрипки, с ее помощью рассказать о том, чего его уста никогда бы не осмелились произнести. Позже пришел послушать музыканта и Сильвен, но его чувства отличались от тех, что воодушевляли девушку. Разумеется, он был добр, откровенен, не способен на что-либо дурное. Тем не менее Сильвен чувствовал какую-то досаду. Восторг, переполнявший девушку, делал его печальным и задумчивым. Почему? Он не мог этого понять.
Сильвен думал, что любил Аврилетту как ребенка. Юноша не осознавал, что его сердце просыпается и это влечет за собой страдания. Да, Давид отнимал у него кусочек души Аврилетты, которую в своем эгоистическом чувстве он, Сильвен, хотел сохранить для себя одного. Что же касалось Давида, то он ни о чем не догадывался. Он безнадежно любил Элен, твердо намереваясь страдать и во что бы то ни стало хранить тайну. В его мелодиях слышались слезы и терзания сердца.
Когда Аврилетта узнала о том, что Давид, обвиненный в ужасном преступлении, теперь мучается, она подумала, что умрет от горя. Как она сама сказала, это была рана, нанесенная ей прямо в сердце. Мало-помалу девушка успокоилась и стала обо всем расспрашивать Сильвена. Ему было известно все, так как он присутствовал при допросе Давида. Когда молодой человек передал ей эпизод с письмом, найденным в комнате Давида, Аврилетта поднесла руку к сердцу, словно стараясь сдержать его биение, и, покачав головой, сказала:
— Давид не виновен!
— Увы! — произнес Сильвен, с симпатией относившийся к бедному музыканту. — Я тоже хотел бы в это верить, но это зловещее письмо… Не является ли оно ужасным доказательством…
— Он не виновен, — с нетерпением повторила Аврилетта. — Я это точно знаю. Если он любил…
Девушка замолчала, словно удивляясь тому слову, которое произнесла и значение которого в первый раз стало ей понятным. Однако затем она снова продолжила:
— Если он любил мадемуазель Элен, зачем ему было ее убивать?
— Ты же знаешь, что она вышла замуж за графа Керу.
— Да, но Давид добр. Если этот брак и заставил его страдать, он не мог лишить его совести. Я в этом уверена, Сильвен! — продолжала она. — С такой душой, как у него, в минуту страдания умирают, но не умерщвляют!
Сильвен, слушая ее, невольно задумался. Как он мог так быстро поверить в виновность музыканта? Юноша знал его тихую, кроткую душу. Как он мог поверить в то, что опровергала вся прошлая жизнь Давида? Когда Сильвен рассказал Аврилетте обо всех подробностях этого ужасного несчастья, она проговорила:
— Послушай, не Давид убил мадемуазель Элен. Даже если бы все улики указывали на него, я и тогда сказала бы, что это не он. Если он сам не признался, то и я не верю в его виновность.
— Но кто же мог совершить преступление?
Аврилетта, немного подумав, ответила:
— Я должна рассказать тебе об одном видении. По правде сказать, я думала, что это всего лишь сон, но неужели он оказался вещим? — понизив голос, прибавила она.
— Что ты имеешь в виду? — спросил взволнованный Сильвен.
— Прежде я задам один вопрос, — ушла от ответа Аврилетта. — Этот венок действительно принадлежал новобрачной?
И она взяла венок из пасти собаки.
— Без сомнения, — подтвердил Сильвен.
— Невеста была одета в белое и ее лицо закрывала длинная фата?
— Да, именно так.
— Был ли на ней венок в ту минуту, когда ее убили?
— Я видел его у нее на голове… Цветы были обагрены кровью…
— Но тогда этот… Откуда же он?
— Не знаю, но зачем ты об этом спрашиваешь? — произнес Сильвен, качая головой.
— Ну, слушай. Я расскажу тебе о своем видении, что пригрезилось мне этой ночью там, возле креста егермейстера Людовика Четырнадцатого, в лесу.
Прикрыв рукой глаза, она погрузилась в воспоминания:
— Который был час, я не знаю, но ночь уже давно наступила. Я провела весь вечер в лесу и легла на мягкую, сочную траву, чтобы отдохнуть и освежиться. Я долго лежала и смотрела на одну из звезд, ярко блестевшую между ветвями деревьев. Вдруг я проснулась от шума шагов. Испугавшись, я приподнялась и поспешила укрыться за стволами деревьев. Притаившись там, я увидела…
— Что? Что ты увидела? — нетерпеливо перебил ее Сильвен.
— Тени, скользившие между деревьями. Впереди маячил огонек — должно быть, фонарь. Ветви кустарников мешали мне все хорошенько рассмотреть, но один Бог знает, с каким любопытством я наблюдала за этой ужасной сценой! Я видела трех человек, одетых во все черное. Один из них отличался особенно высоким ростом, почти таким же, как господин Губерт, племянник графа. Все трое остановились и стали о чем-то совещаться, однако я не могла различить слов, неясно долетавших до моего слуха. Затем двое скрылись в чаще леса. Я страшно испугалась, Сильвен, ужасно струсила и все спрашивала себя, не было ли во всем этом чего-нибудь сверхъестественного. Прошло несколько минут, и эти двое вернулись. Я не спускала с них глаз. По-видимому, они шли с большими предосторожностями и несли что-то тяжелое, чего я поначалу никак не могла рассмотреть. Но потом, присмотревшись, я различила какую-то белую массу. В эту минуту высокий черный человек взял фонарь и направил его в ту сторону, откуда пришли те двое, и тогда я увидела… О, Сильвен, если бы ты только мог представить себе ужас, который охватил меня! Это был труп, закутанный во что-то белое, — труп женщины, обернутой в длинную фату, как у новобрачных. Теперь я припоминаю, что у нее не было венка на голове.
— Боже мой! — воскликнул Сильвен. — Что же это такое? В замке на катафалке я собственными глазами видел бездыханное тело Элен Керу! Ты не рассмотрела лицо женщины, которую видела в лесу?
— Нет, я же сказала, что она была обернута в длинную фату и уже не дышала. Немного отдохнув, все трое двинулись в путь и прошли совсем рядом со мной. Я не ошиблась, они несли тело женщины. Одна ее рука свесилась, и я заметила блеск золотого кольца…
— Странно! — отозвался Сильвен, слушавший девушку с большим вниманием. — Что было дальше? Ты пошла за ними?
— О нет! Страх пригвоздил меня к месту. Ноги у меня подкашивались, когда я вспоминала местную легенду о том, что лесовики наказывают смертью всех тех, кто пытается раскрыть их тайны.
